Почти все нравится / Истории Главстроя
ENG

Текст: Зинаида Пронченко

Иллюстрации: Илья Кутобой

Почти все нравится

Скандальный кинокритик Зинаида Пронченко, каждый день выдающая по посту о том, как ей не по душе московские рестораны и постановки, признается, что в глубине души любит город, и совершает воображаемую прогулку от Чистых прудов до «Горыныча» с крюком на Маяковскую. По пути она описывает все, что ей приходит в голову: от озарений относительно души столицы до ремарок об ипотеке и многочисленных отсылок к кино и литературе.

На самом деле мне нравится в Москве. Я, конечно, ее критикую изо дня в день и по ночам тоже, и так уже почти 15 лет, но лучше Москвы в России города нет. Простите меня, мои однополчане из Санкт-Петербурга. В столицу я переехала в 2005 — учиться на режиссера. Хотя бы собственной жизни. Не скажу, что жизнь моя потянет на золотую пальмовую ветвь, а вот Москва — очень даже. Она не похорошела. Это враки. Она просто течет и видоизменяется, в отличие от абсолютного большинства мировых столиц. Я люблю Париж и Рим, но Париж — мертвый мегаполис, а Рим и вовсе находится в состоянии посмертия.

В Москве я квартировала почти везде в пределах ТТК и однажды даже на Профсоюзной. В последние годы местом моего пребывания являются Чистые пруды. Это довольно злачный район, а, собственно, пруды — грязная лужа. Окна моей съемной светелки выходят прямо на бульвар. Каждое утро я здороваюсь с увядшим театром «Современник», каждый вечер я прощаюсь с, к сожалению, здравствующей конторой ФМС, окончательно вытеснившей фонд и кинотеатр имени Ролана Быкова. Пополудни я обычно пью свой первый капучино в заведении Black milk — одной из лучших и, что немаловажно, демократичных кофеен. Пью, курю, смотрю, как снег накрывает неродной для прокуратора город. И мне, повторюсь, почти все нравится.

В Москве все большое и широкое. В Москве просторно, всем плиточного тротуара хватит. И понаехавшим разночинцам, как я, и коренным дворянам вроде семейства Дзяздко. Точкой входа в Москву я считаю Триумфальную площадь. Там, из-за спины Маяковского, застывшего в широких штанинах, открывается впечатляющая панорама на воронку, в которую так много русских сердец засосало, потом перемешало ну и измельчило, что уж, до физической аннигиляции. В Нью-Йорке по главным улицам река бежит желтая, в Москве — всех цветов радуги, хотя радужный флаг почему-то до сих пор под запретом. Где-то вровень с непокорной головой Владимира Владимировича (поэта, не президента) мерцают шпили советских зиккуратов, выстроившихся в очередь, в Садовое кольцо. Гостиница «Пекин», высотка на Баррикадной, приютившая Алентову в блокбастере Меньшова, МИД и дальше по кругу вплоть до Красных ворот. В эту карго-вселенную иногда вклинивается хамского вида урбанизм лужковского периода. Музыка Е. Батуриной (народный фольклор предлагает писать в одно слово), слова — невпопад. В общем, инициацию в московский быт, сюр, рай, ад желательно проводить подле воспевшего ее убедительнее прочих человека, а не памятника.

Еще в Москве я люблю гулять от Покровских ворот до Никитских. Фланировать в Москве невозможно в силу ее дробности и врожденной мизантропии. Москва, она же не для людей, а для мнений: не можешь победить на Руси — поезжай в Москву и возглавь постметапространство, растянувшееся от Калининграда до Владивостока, застрявшее между Андроповым и Черненко. Но этот маршрут, он полон гуманизма: малый бизнес уюту в помощь, все, что не джентрифицировано, стерто с семи холмов, остатки сладки, на пути и многочисленные клумбы — гордость Собянина, и бесконечная скульптура — наше отчаяние, и ресторан «Горыныч» — мекка среднего класса, и монастыри, и ФСБ, и рынки, и православие, и самодержавие, и беспородность.

Долгое время я не хотела приобретать в Москве недвижимость, обзаводиться своим углом. Цены в Москве высоки, углы — тесны и неприглядны. В Москву приятно возвращаться, но еще большее удовольствие — из Москвы уезжать. Так я и делала на протяжении десятилетий, превратив съемное жилье в пересылочный пункт, в склад ненужных вещей и утраченных иллюзий. Но за карантинный 2020-й мне пришлось поменять приоритеты. Мир рухнул, а Москва стоит. Поэтому минувшей осенью я осознанно продалась в рабство, в ипотечную кабалу, и теперь могу себя на законных основаниях именовать москвичкой. Хотя все это все равно немножко нервно. Слишком больно. Слишком страшно в Москве сегодня жить, всем сердцем ее любить и при этом понимать, что планы на совместное будущее и вообще будущее, скорее всего, самообман и утопия.

ПОДЕЛИТЬСЯ:
Другие истории
Конструктивизму — сто лет. Главные утраченные здания Продолжаем учет главных зданий эпохи конструктивизма.
В этом списке — великие, но утраченные, постройки: футбольный стадион, выкопанный жителями близлежащего района, карандашная фабрика, призванная окультурить крестьян, и первая работа будущей звезды архитектуры Константина Мельникова.
Конструктивизму — сто лет. Главные сохранившиеся здания Рассказываем про важнейшие конструктивистские постройки, которые должны были помочь появиться новому человеку: баню в форме самолета, башню в виде корзинки для бумаг и типографию-горизонтальный небоскреб. Хлеба и зрелищ Рестораны и кафе, где гостям предлагается просто еда давно остались в прошлом — за ужином или обедом теперь надо как минимум изучать современное искусство или слушать концерт, а как максимум — чувствовать себя частью комьюнити. Выбрали три московских заведения, которые прививают такой подход к ресторанному делу и более чем успешно формируют вокруг себя сообщество единомышленников. На белом свете Поговорили с архитектором и урбанистом Ильдаром Ильдархановым (КБ «Стрелка») о том, почему в мегаполисах так светло, как это влияет на психологическое состояние горожан и почему Москву подсвечивают так, что видно из космоса.